Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Фишер нагоняет Дитриха.
Ф и ш е р. Что с вами, господин Дитрих?
Д и т р и х. Огромное несчастье! У меня украли патенты.
Ф и ш е р. Я вас предупреждал, что с русскими нельзя иметь дело.
Д и т р и х (теряясь). Что делать?
Ф и ш е р. Есть единственный выход!
Д и т р и х. Какой?
Фишер, поддерживая ослабевшего Дитриха, уводит его в расщелину каменных развалин, помогает ему сесть на груду обломков.
Ф и ш е р. Бежать, бежать к американцам на тот берег. Там истинная демократия! Там свобода…
Д и т р и х. Но я бургомистр, меня выбрал народ!
Ф и ш е р. Тем лучше!
В темноте вспыхивает неоновая реклама: «Золотой берег» — ночной клуб.
Слышится визгливый фокстрот:
— Би-Би-Бизония, моя Бизония…
Витринное окно клуба с надписью: «Только для американцев». В клубе — дым коромыслом.
Прыгающие парочки танцующих.
Второе окно клуба. Разбитое стекло, плакат:
«В американский клуб разрешается вход девушкам любой национальности. Требуются две справки: первая — о политической благонадежности; вторая — об отсутствии венерических болезней».
У входа — два американских солдата в белых касках и гетрах со знаком «Милитари Полис» (эмпи) проверяют справки и пропускают посетителей в дверь.
Мимо проходят мрачные, угрюмые фигуры немцев. Два старых интеллигента задержались у входа.
Неожиданно на них выливается ушат помоев. Немцы, вскрикнув, смотрят вверх.
Над неоновой рекламой «Золотой берег» — разрушенное окно, у которого собралась группа американских солдат. Они покатываются со смеху, готовясь вылить еще один ушат помоев на прохожих.
Слышно пение:
— Би-Би-Бизония, моя Бизония…
Облитые помоями немцы отбегают от кафе, останавливаются, смотрят на идущих по тротуару, широко открывают глаза и удивленно говорят:
— Господин Дитрих! О, господин Дитрих!
Дитрих и Фишер в сопровождении двух «эмпи» удивленно наблюдают происходящее. Фишер подталкивает Дитриха, и старик, опустив глаза, идет дальше.
Полутемная комната.
Горит настольная лампа.
Светится работающий радиоприемник.
Кузьмин сидит около радио со стаканом чая.
Московское радио передает песни по заявкам радиослушателей.
Г л у х о в. И вы поверили, товарищ майор, этому Дитриху?
К у з ь м и н. Да, поверил.
Г л у х о в. Но ведь он же наш противник, он сам прямо заявляет об этом. Я вас не понимаю!
К у з ь м и н. Вот и хорошо, что сам заявляет. Значит, говорит то, что думает.
Г л у х о в. А вот теперь он покажет свое настоящее лицо на том берегу.
К у з ь м и н. Он вернется!
Г л у х о в. Сомневаюсь!
Из радиоприемника слышится пение:
В бинокль видны темные очертания развалин американского берега с яркими рекламами ночных кабаков; все остальные жилые здания погружены в темноту.
Над хаосом тревожных, разгульных звуков ночной Бизоний — воркующий голос американского диктора:
— Америка — страна подлинной демократии. И она охотно передает Европе свои достижения, свои идеалы, свой образ цивилизованной жизни.
Ночной клуб «Аист». Из дверей клуба двое американских солдат выбрасывают на тротуар избитого негра в форме американского солдата. Его лицо и голова разбиты в кровь, но тяжелые армейские ботинки продолжают ударять в грудь, живот, голову.
Г о л о с С Ш А. Президент Трумэн сказал сегодня, выступая в сенате: «В Соединенных Штатах нет расовой дискриминации!» Президент Трумэн подчеркнул, что все национальности, живущие под американским флагом, пользуются полной свободой…
По лицу негра ударяет ботинок солдата «Милитари Полис» в белой гетре. Эту гнусную сцену наблюдает молчаливый, угрюмый Дитрих. Фишер подталкивает его.
Ф и ш е р. Господин Дитрих! Ну, вот мы и в Америке!
Стоящий спиной американский солдат замечает Дитриха и Фишера. Он замахивается стеком.
С о л д а т. Назад! Немцам прохода нет.
Среди развалин немецких домов — наскоро сколоченные бараки и подремонтированные помещения, напоминающие времена «золотой лихорадки», когда обезумевшие от возможного обогащения золотоискатели неистовствовали в притонах Клондайка.
Множество кабаков, и у каждого входа — драка, хохот, свист, фигуры пьяных, которые еле стоят или уже лежат в лужах.
По улице идут Дитрих и Фишер.
Вспыхивают вывески: «Аист», «Золотая лихорадка», «21» (названия американских ночных клубов).
Но вот открывается темное здание магазина для немцев. Дитрих останавливается, смотрит.
Горят керосиновые фонари, освещая над входом вывеску: «Баттер центер» (обменный пункт).
От двери тянется большая очередь истощенных немцев, с ночи ждущих открытия магазина. Каждый из стоящих в очереди держит в руках какой-либо антикварный предмет: картину, вазу, мраморную статуэтку, бюст Бетховена, хрустальную люстру.
Некоторые немцы сидят на раскладных стульчиках, жуют завернутое в бумажки жалкое подобие еды.
Подойдя к одному из немцев, стоящих в очереди, Дитрих спрашивает:
— Извините, что здесь такое?
Н е м е ц. Обменный пункт. (Горько улыбаясь, показывает на картину, которую он держит в руках.) Меняем немецкую культуру на американские бобы и сигареты.
Передача «Голоса Америки» плывет над очередью.
Г о л о с А м е р и к и. США стоят на страже свободной коммерческой торговли, свободной деятельности во всем мире!
Н е м е ц (продолжая усмехаться). Обмен вполне справедливый. Одна банка бобов за одну Мадонну, пачка сигарет за бюст Бетховена. Но кушать — надо.
Раздается резкий гудок автомобиля. Немцы разбегаются, Дитрих бросается в сторону, прижимаясь к стене.
Поблизости от Дитриха останавливается машина генерала Мак-Дермота. Рядом с ней — «Джипп» капитана Кимбро.
Из радиоприемника в машине Кимбро слышна пошлая фокстротная музыка с присвистом и женским визгом.
Пьяный Кимбро «выскакивает из «Джиппа» и открывает дверь генеральской машины.
Выходит жена генерала Мак-Дермота. Позади генеральского автомобиля уже остановились «студебекеры», груженные ящиками, на которых яркие наклейки: «Сигареты «Честерфильд», «Сигареты «Кэмэль», «Сигареты «Лайки Страйк».
Из дверей магазина выходит несколько американцев в штатском.
П е р в ы й а м е р и к а н е ц. Добрый вечер, миссис Мак-Дермот! Как здоровье генерала?
М и с с и с М а к-Д е р м о т. Скажите, Томми, как идут дела?
В т о р о й а м е р и к а н е ц. Терпимо, миссис Мак-Дермот, вполне терпимо, хрусталь брать перестали, сегодня только саксонский фарфор и баккара в серебре.
М и с с и с М а к-Д е р м о т. Но, Томми, мне не нужен больше фарфор, пожалейте этих бедных немцев, оставьте им хоть посуду. (Смеется.) Берите золото, меха, произведения искусства, полегче весом, чтобы не перегружать самолет, а то может лопнуть наш воздушный мост через океан. (Все смеются.) Самолеты доставили новую партию сигарет. Генерал запретил другим торговлю ими, и мы имеем возможность считать сигарету не по 6, а по 8 марок за штуку.
Дитрих, прижатый к стене грузовиками, из которых американские солдаты выгружают ящики с сигаретами, унося их в дверь обменного пункта, наблюдает за тем, как из магазина выносят обмененные у немцев вещи и нагружают ими грузовики.
Пробегает растрепанная, дрожащая от страха красивая молодая немка.
